– Нет, Лил, его сегодня не было. Да, опять. И, нет, со мной правда все хорошо.
Мой голос – предатель. Дрогнув, дал слабину именно в тот момент, когда мне почти удалось приписать себе состояние абсолютного спокойствия и видимость несомненного равнодушия, а главное, убедить себя в оптимистичной развязке происходящего, так же, как и непременно выкинуть из головы эту кипу параноидальных мыслей, а в особенности ту часть, которая, после слов Муди о двух без вести пропавших ‘своих ребят’, представляется мне вполне реальной возможностью исхода случившегося с ним, и, к мерлиновым кальсонам, обязательно выключить свое чертово воображение, то и дело рисующее мне маггловский бар с дешевыми шлюхами и беспросветной пьянкой, или же, его хладный изуродованный труп на обочине – и черт его знает, что из этих двух вариантов было бы лучше. А Эванс, вне всяких сомнений, в ту же секунду находит эту проклятую брешь в моей тщательно выстроенной баррикаде невозмутимости и хладнокровия, и прожигает меня наивнимательнейшим взглядом, а я вдруг, с каким-то особенным, чуждым мне остервением, вгрызаюсь в кислое зеленое яблоко, пытаясь вернуться к заполнению министерских бланков и сортировкам ‘личных дел’. Однако, её как-бы-между-прочим вопроса, заданного на удивление весьма непринужденным тоном, коим меня, врочим, уже не провести – уж слишком хорошо я знаю свою подругу, чтобы не подметить определенной двусмысленности её вопроса, да пары минут звенящей тишины хватило, чтобы окончательно выбить меня из колеи, и вновь настроиться на рабочий лад внезапно показалось мне уже не такой простой задачей, как, например, минут пятнадцать назад, когда Лили только-только вошла в мой маленький кабинет, по размерам больше напоминающий пыльную подсобку. Посему, едва записав фамилию очередной жертвы, пострадавшей во время облавы, как мы, не стесняясь в выражениях, говорим, ‘этих ублюдков’, я, все же, решаюсь дать себе один отгул, длинною в ровно двеннадцать с половиной часов, и позволить себе забрать некоторые свитки домой, и отложить несрочную бумажную работу до завтрашнего утра.
В просторный холл министерства мы выходим вместе, и от сочувствующе-ободряющих объятий подруги мне становится хуже, потому как вместе с ними приходит и осознание того, что ни она, ни Джим, понятия не имеют, где он может быть, а если уж Поттер по такому вопросу разводит руками, волей-неволей, а тревожный колокольчик звенеть начинает; и в то же время, в калейдоскопе бушевавших эмоций, я вдруг отчетливо различаю стыд – и перед кем я все это время пыталась натягивать маски?
Она же настаивающе предлагает мне остаться на ночь в Годриковой Впадине, или же проводить меня, и остаться со мной, однако, я отказываюсь от всех трех вариантов, не желая обременять её, да живо представляя изнывающего от голода Джеймса, наверняка, в нетерпении дожидающегося её возвращения домой. Лили улыбается на прощание, и перед тем, как бросить в камин горсть летучего пороха, сует мне в руки пакетик с леденцами, и лишь затем, отчетливо назвав адрес, исчезает в вихре зеленого пламени. Я же смотрю на пакетик, и недовольно хмыкаю – вишневые. Я терпеть не могу вишневые.
Следовать примеру подруги, и возращаться прямо домой, предварительно не пройдясь по оживленным улицам немагического Лондона, не хотелось, как бы сильно я не устала, и как бы сильно меня не клонило в сон. С тех пор, как он, по обыкновению своему, пропал, в квартире стало тихо. Слишком уж тихо, - так тихо, что я просыпаюсь буквально от каждого шороха, и столь тихо, что мне не помогает даже специально включенное по утрам на всю громкость радио. Поэтому, не заботясь о конспирации, я с обыденным щелчком аппарирую прямо на orchard steet, буквально в квартале от своего дома, и внезапно оказываюсь в самом эпицентре ярких огней, вспышек, музыки и вечно моросящего дождя. На мгновение сбитая с толку столь внезапной переменой, я растерянно вглядываюсь в необычно загримированные лица магглов, в их пестрые костюмы, пародирующие ведьм, зомби, или же персонажей из сказок, и плетеные корзинки детей, набитые сладостями. У меня начинает кружиться голова, и от ни на секунду, не покидающего меня чувства тревоги, из-за количества народа, да дождя, превращающегося в ливень, эта пародия пестрого карнавала кажется мне мутным кино с недоработанными спецэффектами. Тем не менее, мне, все же, повезло, и я понимаю, что своим неожиданным появлением ‘из ниоткуда’ неплохо вписалась в общую картину празднования Хэллоуина, в своей рабочей черной мантии и пакетиком леденцов, весьма предусмотрительно предназначавшихся отнюдь не для меня. От сладостей, впрочем, я избавилась лишь у подъезда своего дома, всю дорогу, пробираясь сквозь толпу, машинально используя несчастный пакетик, вцепившись в него, словно утопающий в спасительную соломинку.
Поднимаясь по лестнице, и захлопывая за собой дверь, где-то внутри надежда на то, что он уже дома ещё теплится, однако, хватает лишь окинуть прихожую беглым взглядом, чтобы в очередной раз удостоверится в абсурдности своего ожидания. В такие моменты, за все эти дни, унять острую тревогу помогает мысль о том, какой грандиозный разнос его ждет, как только он вернется домой. ‘да попадись он мне только на глаза, и я самолично его убью’ Однако, перебивающий страх  – ‘если вернется’, возвращает все на круги своя, и оставив обжигающий чай на столе, я закрываюсь в спальне, и усаживаясь на кровати по-турецки, вновь пытаюсь окунуться в рабочие свитки, что принесла с собой.

Легкий щелчок и поворот ключей в замке заставляет меня проснуться. Я резко сажусь, свесив ноги с кровати, и нащупав палочку, прислушиваюсь к громкой возне в коридоре. Сомнений уже не оставалось.
Сердцебиение мое вдруг ускорилось, как будто в дом вломились пожиратели, а не тот, кого я ждала столько дней. Накинув на себя халат, я прошла на кухню, и у холодильника застала, как ни в чем не бывало, широко улыбающегося Сириуса Блэка. Все эти дни я тщательно обдумывала, что скажу ему при встрече, с чего следовало бы начать, или же накинуться на него с кулаками – хотя при моей-то комплекции это было бы просто смешно, и самое оптимальное – огреть ступефаем для профилактики. Однако, вместо всего этого, вместо раздражения или же радости, я чувствовала лишь холодное разочарование, и все, что я смогла произнести было:
- Где ты был?

burned out flames should never re-ignite
but I thought you might [c]

Отредактировано Marlene McKinnon (2013-06-07 16:58:18)