Not a stranger
Nor I am yours
With crippled anger
And tears that still drip sore
A fragile flame aged
Is misery
And when our hearts meet
I know you see

Брахиам Эмендо, - отклониться так, что заклинание ударило в стену. У камней всё равно нет костей.
Бомбардо, - кирпичи падают почти на меня и на Рудольфуса, но я ловко отвожу их заклинанием, стараясь не думать о том, что было бы, если бы я не успела.
Редукто
Эверте Статум, - палочка выпускает фиолетовый луч, что бьёт прямо в грудь противника, отправляя того в небольшой полёт по улице, что некрасиво кончился столкновением со стеной. Я слегка морщу нос под маской, он безумно чешется, но снять маску я пока не могу, слишком опасно. Рядом Рудольфус успешно сдерживает натиск двух противников, лишая меня возможности тоже повеселиться. Наверное, из вредности я вырубаю ближайшего ко мне Петрификусом и добиваю, используя Редукто. После чего, встретившись глазами с мужем, понимаю, что зря я это сделала: Рудольфус не любит, когда я влезаю в его игры с жертвами. Снова морщу нос и отворачиваюсь, как раз вовремя, что бы заметить двух авроров, которые попытались напасть со спины на мужа. Меня они то ли не заметили, то ли не приняли в расчёт. А что стало скучно, поэтому первого  убрала со своего пути Авадой (не особо люблю это заклинание, если честно, слишком быстрая смерть для этих уродцев), второй явно воспользовался тем, что моё внимание отвлекли, поэтому резко атакует. Меня хватает только на то, что бы отклониться так, что удар пришёлся на левую руку. Оглушающая боль, могу заметить, я даже забыла про чесавшийся нос. Судя по тому, как быстро намокла мантия, заклинание было режущим, болезненным, но не смертельным. В любом случае, моего противника резко убрал Рудольфус. давая мне возможность подлатать себя. Пожалуй, за это я и люблю мужа: он всегда рядом, всегда поможет, но не будет прыгать вокруг меня из-за какого-то пореза, пожалуй, только раз я хотела от него внимания и заботы, но я тогда была беременна, и, на мой взгляд, это достойное оправдание.
Рудольфус всё ещё сражался со своими или это уже новенькие, я не присматривалась. У меня же была минутка отдыха на то, что бы оглядеться. Вдоль улицы так же продолжалась битва, слышались выкрики заклинаний. Битва была в самом разгаре, и я отдавала себе отчёт, что через мгновение она опять утянет меня в свой водоворот (как будто я сопротивлялась). Но что-то мелькнуло в нескольких метрах от меня, освященное вспышкой заклинания. Высокий рост, тёмные волос, высокие скулы. Я моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд, но вспышка уже погасла, да и на меня слева напал какой-то Орденец. Его заклинание прошло буквально в миллиметре от меня, но виной тому была не моя ловкость, а его проблемы с глазомеров. В любом случае Конъюнктивитус лишь усилил его проблемы с глазами и ловкое Вариари Виргис заставляет упасть. Я забираю палочку, ломая её в руках: теперь он безопасен. Сама же снова устремляю взгляд в сторону остальной битвы, снова видя тёмные волосы, убранные в хвост. Я не могу поверить, что Андромеда могла связаться с Орденом, хотя, я до сих пор иногда не верила в то, что она сбежала. В любом случае, я должна была проверить. Я не думала о том, что скажу ей при встрече, я не искала этой встречи. Но сейчас я хотела её убить. Не простой Авадой, это слишком легко. Я хотела её пытать, пытать долго, что бы она почувствовала ту боль, которую чувствовала я. Я оставила Рудольфуса, который был слишком занят врагами и метнулась навстречу своей Андромеде.
Я добралась до неё только минут через 5, с раздражением раскидывая всех на своём пути и уклоняясь от случайных заклятий. Увы, эта девушка оказалась не Андромедой, у неё были зелёные глаза и курносый нос. Я испытала разочарование, безумное разочарование. Девочка тоже его почувствовала, когда я нежно прошептала: - Круцио, - в конце концов, мне всё равно, кто будет мучиться.
Очередной удар по мне. Я, в своей ненависти, как-то забыла о том, что нахожусь не в уютных подвалах Лестрейндж холла, а в середине битвы, и что крики моей жертвы привлекают внимание. Я пропустила этот удар, пропустила жалящее заклинание. Правая рука онемела, пальцы распухли, из-за чего палочку я перехватила в левую руку. Как и любая правша, я работаю левой рукой хуже, чем правой, да ещё и этот порез... В общем, я была благодарна, когда голос мужа оглушил противника, но совсем не была довольна, когда он меня схватил и насильно аппарировал со мной домой.
Дом встретил нас тишиной, которая создавала резкий контраст с шумом битвы. Моё сердце всё ещё бешено стучало, отвечая гулу той улицы, с которой меня насильно вытащили. Я рывком сняла маску, устремляя ненавидящий взор на Рудольфуса:
- Ты с ума сошёл? Как  ты вообще посмел насильно меня оттуда забирать? - шипящим голосом. Мне было приятно, когда муж рядом. Но никогда он решает что-то за меня. Что будет дальше? Запрёт меня дома? Я несколько неловко касаюсь палочкой правой руки, максимально снимая опухоль, после чего поворачиваюсь и иду к двери: -Я возвращаюсь!

How can you see into my eyes like open doors
Leading you down into my core
Where I’ve become so numb
Without a soul my spirit sleeping somewhere cold
Until you find it there and lead it back home

Я всё ещё была там, на этой улице, среди сражающихся. Сердце всё ещё бешено колотится, а тело напряжено в ожидании удара, на который можно ответить. Мне нужно время, что бы осознать,  что я дома, я в безопасности, что единственный человек рядом со мной - это мой муж, который не будет на меня нападать. Мне всегда было нужно время, что бы отойти от битвы, что бы адреналин схлынул. Я даже не чувствую боли, хотя, должна, наверное: ссадин на мне достаточно, что бы хотя бы поморщиться, но адреналин заглушает всё. Я рвусь обратно, рвусь мстить, хотя сама не знаю за что, никогда не задумывалась.
Боль в запястье заставляет отвлечься от мыслей и вернуться в реальность. Я даже не пытаюсь вырваться, осознавая, что это бесполезно: он физически меня сильнее. Конечно, я могу использовать магию, но пока ещё не могла даже помыслить о том, что бы поднять палочку на мужа, отчасти оттого, что подозреваю, что и тут он меня сильнее. Не знаю, не хочу проверять. Хотя нет, тело на автомате делает пару попыток получить свободу и аппарировать, но хватка становится только сильнее, отчего и начинаю тихо шипеть: не хотелось бы, что бы на запястье остались синяки. Но всё же замираю, решая выслушать мужа, перед тем, как отправиться на бой. Он может сидеть здесь, но я не могу, у нас задание, мы не можем подвести Нашего Лорда, хотя бы потому, что слишком больно чувствовать его огорчение во всех смыслах (круцио - не самое лучшее, что было в моей жизни). Он говорит, что битва уже окончилась. Я делаю свои выводы: когда меня насильно (я снова сдавленно рычу, при воспоминании об этой выходки мужа) аппарировали, битва была в самом разгаре. Если наших там уже нет, значит, они позорно бежали.
- Поражение. Ты допустил, что бы мы сбежали от каких-то авроров!? - Я знаю, что муж не виноват, я сама видела, что они брали количеством, но мне нужен кто-то. на ком я могу выместить своё огорчение. я ненавижу проигрывать, даже сейчас. когда знаю, что это поражение никак на мне не отразиться, кроме как огорчения Лорда. Но как только я представлю, что эти авроры сейчас живы, что они смеются над Пожирателями... у меня кровь закипает в жилах, появляется безумное желание найти каждого из них и уничтожить. Наверное, я могу принять только чужое поражение или своё поражение, когда меня убьют на поле битвы, никак иначе. Пока я жива, я не могу трусливо убежать с поля боя, даже если буду одна против десятерых врагов. И тот факт, что меня заставили бежать (а никто не будет разбираться, что мой супруг не думал о том, что иногда нужно интересоваться моим мнением в подобных вопросах) заставляет меня едва ли не плакать об обиды и злости. И быстро находить виноватого: - как ты мог увести меня с поля боя, когда там ещё остались живые противники? Ты хотя бы понимаешь, во что нам это вылиться? - Я обвиняю в открытую, даже не пытаясь как-то смягчиться или попытаться его понять. Даже не пытаюсь.
Он силой прижимает меня к себе, хватая за подбородок. Я силой вырываю своё лицо из его пальцев и отворачиваюсь, поджимая губы. Мне не нравится его тон, но приходится признать его правоту. Я успокаиваюсь, медленно, но меня отпускает эта битва, неприятной пульсацией даёт о себе порез, Рудольфус его потревожил своими странными объятьями. Во время битвы я залатала себя наспех, понимая, что дома придётся заняться им вплотную. Я уже не рвусь аппарировать, понимая, что ничего не найду на месте битвы: пожиратели аппарировали, Авроры тоже вряд ли остались там надолго. Или позвали друзей, оцепили место... Меня там просто растерзают на части ещё раньше, чем я приду в себя после аппарации. Я не люблю геройничать и уж точно не мечтаю о такой нелепой смерти. И так же не хочу её для мужа. Конечно, не из-за большой любви: я же не какая-то аристократка, что верила в любовь в браке, а теперь всеми силами пытается полюбить своего мужа. Я изначально знала, на что шла, когда произносила имя Рудольфуса. выбирая его в женихи. Знала, что этот человек меня не любит и не ждёт ответной любви. Я вообще ничего от брака не ждала, просто хотела, что бы от меня отстали родственники и женихи. Я мечтала родить детей, выполнить свой долг и потребовать себе отдельную спальню, что бы не пересекаться ни с кем. Новый муж - это слишком затратно: нужно привыкать к новому человеку, к новой фамилии, к новому дому. А я к Рудольфусу привыкла: сомневаюсь, что я вообще создана для семейной жизни, но если у меня и мог быть муж, то это мог быть только Рудольфус. Его смерть оставит на мне отпечаток, наверное. Я не думала, я считаю своего мужа бессмертным, как и себя саму. Но даже это не останавливает меня от того, что бы вылить свою горечь в атмосферу, выплюнуть следующие слова в лицо человеку, который готов пойти со мной на смерть:
- Конечно, я остаюсь дома, ведь ты уже убрал меня с поля боя! - Я не кричу. Пока не кричу: - Ты думал, что я не справлюсь с горсткой авроров? Или испугался за свою жизнь? - Я почти назвала его трусом, это была моя ошибка, но я пока ещё не заметила этого, поглощённая своими чувствами, своей ненавистью: - и да, я хочу смерти, это лучше, чем такое позорное поражение, - я всё ещё не кричу, но уже повышаю голос. Вырываюсь и отхожу от мужа, морщась от боли в руке, как-то инстинктивно прижимая пальцы к ране. Я всё ещё не могу успокоиться, мне нужно выплеснуть эмоции, но их сложно выплёскивать на человека, который так спокойно успокаивает. Пожалуй, это почти единственная черта, которую я ненавижу в Рудольфусе: он умеет меня успокаивать. Поэтому я отхожу подальше, боясь, что он снова меня обнимет, и я поддамся спокойствию этих объятий. Я не хочу успокаиваться.
Снова поворачиваю голову к Рудольфусу, поражённая догадкой, что возникает в мозгу. Он считает меня своей собственностью! Меня, девушку, которая даже родителям никогда не подчинялся в полной мере, человека, который просто не способен подчиняться кому-то, принадлежать кому-то. Что будет дальше? А что, если он запрёт меня дома потом? Я начинаю бояться этого. Я всегда боялась той власти, что надо мной будет иметь мой муж, не по причине моих чувств, а только потому, что я ношу его фамилию. Я всегда боялась стать одной из тех глупых куриц, что полностью зависят от мужа, и шага не ступят без его позволения. Наверное, это один из моих боггартов. И сейчас Рудольфус начала посягать на мою свободу, ту самую, которую он мне сам дал своим равнодушием к моей персоне, пока я не позорю род. Я не успеваю это обдумать в полной мере, я не умею думать в таком состоянии, поэтому я сразу же выдаю эти мысли в пустоту этой комнаты:
- неужели ты решил посягнуть на мою свободу? Решил, что можешь решать за меня что-либо? Что дальше? Запрёшь меня в моей комнате? Или, быть может, в подвалах этого дома? - Я пытаюсь язвить, но чувствую, что голос едва уловимо дрожит. Страх, бешенство, остаться адреналин в крови, боль... - всё это смешалось в какой-то клубок чувств, который самой мне не распутать. Мне нужен был мой муж, который мог помочь, только вряд ли я когда-нибудь ему об этом скажу.